— Для вас самих есть
Евгений Горбунов (гитара, вокал, песни, звук): Да, конечно. Первый альбом был про наше состояние здесь и сейчас. И немного про то, что в Хабаровске нам было скучно, а после того, как мы переехали в Москву, стало весело. А теперь мы расслабились, успокоились и решили показать жизнь обычного человека. Такого же дурака, как мы. Есть песни о детстве, об отрочестве, о юности — все по Толстому. (Смеется.) И далее до странной непотребной старости. То есть название «Разочарование года» можно осмыслить таким образом, что все те люди, которых мы изображаем, в
— В смысле?
Горбунов: Ну вот мой сын дегенерат, не верю я в него. «Не говори со мной» вообще про люмпена
Андрей Касай (вокал, электроника,
Горбунов: Да, «Человек в шубе» — это все, капец, пока. «Что ты делаешь здесь» — про безнадежного человека, который играет в клубе
— Ну эти люди безнадежны для кого, я не пойму?
Касай: Ну смотри — вот едешь ты в метро, видишь человека. И
Горбунов: Никогда ты с ним не подружишься, никогда. И о его судьбе лучше тебе не думать, она к тебе вообще не имеет никакого отношения. То есть каждый человек может для себя найти определенную категорию безнадежных людей. И как бы мы ни были толерантны, мы все равно понимаем, что этот парень ничего не добьется. Такой же будет дурачок.
— Хорошо, а сами вы себя считаете безнадежными?
Горбунов: В
Касай: На машину не скопили, кредит не взяли.
Горбунов: Карьеру не сделали, на московской телке не женились. По общечеловеческим нормам у нас вообще ничего нет. Многие люди, которые нас окружают, считают нас полными дебилами. На самом деле, идея названия у нас возникла следующим образом. На дворе стоял 2010 год, и была такая тенденция: первый альбом любой группы все считали хорошим, а второй никому не нравился. Мол — они уже не могут, выдохлись. То есть это такая ирония и над синдромом второго альбома, и над синдромом музыкального сноба, который заведомо подразумевает, что ему не понравится. Ну есть же люди, которые хотят убедиться, что мы говно. Сергею вот говорят: «Все звучит классно, играете классно, но этот подростковый голос — ну что это?» Или там — «Мелодии, где мелодии?» Мы живем среди людей, которые
Касай: Вот так и получаются плохие альбомы! (Смеется.)
Четыре песни с «Разочарования года» уже выходили в прошлом году на двух синглах; на «Не говори со мной» был даже снят клип. Новых вещей, впрочем, больше — аж 10 штук
— А почему именно так, как видели в детстве? Это про воспроизведение
Горбунов: А это у каждого так. Ты всегда возвращается к тому, что слушал в детстве. Когда я слушаю, например, Smashing Pumpkins, я вспоминаю даже не то, как жил когда то, а вспоминаю, как я их тогда воспринимал. То есть ты эту музыку слушаешь тем умом детским. Я так восхищаюсь некоторыми альбомами, которые никто до конца не может дослушать! И это в итоге больше всего оказывает влияния на то, что ты делаешь.
-То есть вы сознательно к
Горбунов: У нас вообще любое обращение к
— При этом у вас очень узнаваемый звук. Ну то есть я вас слушаю, и никаких прямых аналогий у меня не возникает.
Горбунов: Так это нормально. Мы слишком много разного слушаем, и оно все в голове смешивается, и получается
— Просто сейчас
Сергей Ледовский (барабаны): Так потому что в
Горбунов: Все уже придумали, больше придумывать нечего. Даже если
-То есть сейчас нет зоны изобретений? Разве вот группа Stoned Boys твоя не в ней пытается оперировать?
Горбунов: Stoned Boys — это другое. Это скорее танцевальная музыка, в которой я представляю, что играю в
— Но для вас важно модниками быть при этом? Вы же модники.
Горбунов: Для меня — да. Быть модником — это значит быть адекватным своему времени. Ты либо играешь в эту игру, либо нет. Тренды и прочая фигня — это веселая игра. Раньше в
— Ну, а этот мир моды — он не замкнут на себе? Он во внешнюю реальность
Горбунов: А внешняя реальность вообще никого не волнует. Творчество же все — это вообще абстракция. Вот как Протей Темен сказал, единственный минус моды заключается в том, что она функциональна. А для него мода абстрактна. И для меня тоже. Она просто дает новые эмоции и новые образы, которые ты впитываешь и которыми ты вдохновляешься.
«Есть дети, которые поют наши песни под гитару, записывают это на видео и выкладывают на YouTube.
Горбунов: Я не знаю. Люди быстро меняются: год назад ты еще любил ходить в рубашке, а сейчас ходишь голый с табличкой о скором конце света. Есть дети, которые поют наши песни под гитару, записывают это на видео и выкладывают на YouTube.
Касай: Нам говорят: «Как здорово, что у вас такие молодые фанаты. Вам будет что есть, когда станете старыми». И мне кажется, что это показатель того, что группа актуальна.
Горбунов: Аудитория старше была у нас, когда мы только начинали, но у людей постарше внимание с одного на другое переключается быстрее. А вот если ты в 15 лет
Касай: Их, может быть, не только музыка цепляет, но и как в целом выглядит то, что мы делаем. Угарные сочетания, детали. Когда я слушал
— А что за люди на ваши концерты приходят, когда вы за пределы Москвы выезжаете?
Касай: Да разные люди. Но готовые угореть так, что могут руку сломать, например. Или несколько зубов потерять.
Горбунов: Но как только выезжаешь из Москвы, чувствуется влияние грустного рэпа под пианинку и группы Amatory. Очень много альтернативщиков, людей в скейтерской одежде,
Касай: А однажды у нас концерт был в столовой. Отличные пластиковые цветы по стенам, никакого света.
Горбунов: При этом организаторами были школьники. Они к нам пришли в гримерку и сказали — мол, простите, недособирали, но готовы отдать
Помимо Васи Васина на «Разочаровании года» предполагались и другие именитые гости. Не сложилось. Но и так хорошо
—
Ледовский: Я скажу, что есть. Ребята скажут, что нет. Я остро чувствую общую социальную энергию. А ребята правы в том, что это обходят.
Горбунов: Мы отстаиваем свое право ни в чем не участвовать.
Ледовский: Хотя я всегда их просил сочинить острую социальную песню, чтобы там была рифма «Навальный — овальный»!
— Есть же просто такое распространенное убеждение: мол, нынешнее поколение — это хипстеры, которые никуда не стремятся и ничего не хотят. Вы это подразумевали?
Ледовский: Это полная хрень.
Касай: Зачем же мы тогда записываем второй альбом, если никуда не стремимся?
Горбунов: Знаешь, я ничего не слышу про наше поколение.
Касай: Мы совсем иначе представляли себе всякие лейблы и прочие вещи, связанные с музыкальной продукцией. Приехали — и туман рассеялся. Вместо лейбла — ларек, а вместо мужика с баблом — пьяный танцующий мужик возле ларька.
Горбунов: В метро за последние пару лет так стало страшно ездить! Количество людей, не похожих на людей, увеличилось. И нам они не нравятся. И мы им не нравимся. Андрею в метро мужик недавно сказал, что он воняет!
Narkotiki много гастролируют по стране (Илья Лагутенко, например, считает, что они вообще чуть ли не лучшая русская концертная группа) — вот и с «Разочарованием года» покатаются — И что с этими людьми делать? Они же не денутся никуда.
Касай: Почему с ними нужно
Горбунов: Мы будем ждать
Касай: Культурный фон, в общем то, располагает к тому, чтобы поблевать. На этом фоне люди такими и становятся.
— А у вас есть идея, что вы этот фон меняете?
Горбунов:
Касай: Ну как? Тем не менее мы его меняем!
Горбунов: Ты знаешь, чем его меняешь? Ты батат покупаешь вместо картошки и не ешь чипсы.
Касай: Мы даем людям клевые эмоции на концертах и своих записях. Нас не слушают невнятные упыри. Мы свое дело делаем.
Горбунов: Я не уверен, что если вдруг нас станут крутить по телеку, и наша аудитория увеличится за счет этих людей из метро, то они
Касай: Ты делаешь классно себе, и вокруг немножко класснее становится.
Горбунов: Я всегда говорил — как ты можешь помогать другим, если сам в говне? А если себе поможешь, то, может, своей помощью еще
— Я к чему клоню. Из вашего альбома мне удалось вынести следующую примерно мысль: что угар — единственное средство выживания в мире лютого п…деца. То есть такой эскапизм.
Касай: Отчасти так и есть. Если ты не будешь бодриться, то совсем скуксишься, и ничего хорошего не будет.
Горбунов: Но не совсем. Есть люди, которые слишком в это встраиваются, и в итоге много пьют, принимают наркотики и ночуют в сомнительных местах. У нас скорее агрессивный эскапизм. Не в формате «я ничего не вижу», а в формате «
«У нас скорее агрессивный эскапизм. Не в формате «я ничего не вижу», а в формате «
Касай: Это безвыходная ситуация. Если ты хочешь в России славы, то должен писать грустный рэп под пианину или плохой рок.
Горбунов: Ты должен понимать, что есть люди, которые тебя очень любят, а ты их ненавидишь. Потому что
Касай: Я вот жил в маленьком городе Амурске. Там 90 процентов людей, а то и больше, в моем понимании — гопники. Стремные парни. В Москве с этим чуть получше.
Горбунов: В Москве с этими людьми еще хочется общаться и пытаться их перетянуть на светлую сторону. А в Амурске ты просто понимаешь, что бессилен — и лучше спасаться бегством.
— И никакая движуха ничего не может изменить? Просто в ней же очень много людей из вашего же круга участвует.
Горбунов: Она может изменить то, что люди, которые сидят наверху, перестанут так ох…вать и начнут ох…вать не так вопиюще. Не знаю, я вообще не чувствую, что должен думать на эту тему. Я всегда считал, что наша страна не самая лучшая для жизни. Но с другой стороны, и не самая худшая. Конкретно у меня есть конкретные проблемы. Они гораздо меньше и локальнее, чем те, за которые все начали вдруг бороться. И сначала нужно решить их.
Касай: Мне все это кажется достаточно бесполезным. На место одних упырей придут другие. Мне не нравятся эти ребята. Но мне не нравятся и эти ребята.
Горбунов: Я вообще не могу представить себе нормального человека, который хотел бы управлять страной. Я не был ни на каких митингах, потому что я не чувствую, что я там нужен. Я имею полное право не ходить туда, потому что не хочу. Первое время мне было стыдно — потому что вдруг движуха такая началась!.. Но одно дело, если ты чувствуешь гражданскую позицию, потому что тебя это вставляет. А другое — если потому, что так надо. Тогда зачем? Я не люблю